lib.ru/HRISTIAN/MEN/son.txt
Неудивительно, что вслед за книгами архиеп.Иннокентия Херсонского и Ренана
стали выходить другие, написанные в том же жанре, и число их с каждым
десятилетием увеличивалось. Нередко, правда, результаты получались спорными
и противоречивыми. Одни хотели видеть в Назарянине только реформатора
иудейства, другие - последнего из пророков; сторонники насилия изображали
Его революционером, толстовцы - учителем непротивления, оккультисты -
"посвященным" эсотерического ордена, а враги традиционных общественных
устоев - борцом против рутины. "Есть нечто трогательное, - замечает
известный историк Адольф Гарнак, - в этом стремлении всех и каждого подойти
к этому Иисусу Христу со стороны своей личности и своих интересов и найти в
Нем самого себя или получить хотя бы некоторую долю в Нем"/4/. С другой
стороны, в таких попытках обнаруживалась узость людей, которые силились
разгадать "загадку Иисуса", исходя только из своих, подчас весьма
односторонних воззрений.
Между тем личность Христа неисчерпаема, она превосходит все обычные
мерки; вот почему каждая эпоха и каждый человек могут находить в Нем новое и
близкое им. Об этом в частности свидетельствует и история искусства. Если мы
сравним фреску в катакомбах Рима или древнерусскую икону с изображением
Христа у Эль Греко или модерниста Шагала, то легко убедимся, как по-разному
преломлялся Его образ на протяжении веков.
Как же можно проверять и корректировать эти трактовки в живописи, в
науке и литературе?
Единственным критерием здесь является само Евангелие, на котором
основаны все попытки изобразить Сына Человеческого.
Правда, некоторые историки утверждают, что Евангелия слишком лаконичны,
чтобы дать материал для "биографии" Иисуса. Действительно, в них опущены
многие факты, ряд конкретных деталей остается неясным, но непредубежденный
исследователь найдет в них все важнейшие черты жизни и учения Христа. К тому
же скудость источников обычно не мешает создавать жизнеописания великих
людей, о которых сохранилось куда меньше достоверных данных/5/.
Александр Мень. Сын Человеческий.
Неудивительно, что вслед за книгами архиеп.Иннокентия Херсонского и Ренана
стали выходить другие, написанные в том же жанре, и число их с каждым
десятилетием увеличивалось. Нередко, правда, результаты получались спорными
и противоречивыми. Одни хотели видеть в Назарянине только реформатора
иудейства, другие - последнего из пророков; сторонники насилия изображали
Его революционером, толстовцы - учителем непротивления, оккультисты -
"посвященным" эсотерического ордена, а враги традиционных общественных
устоев - борцом против рутины. "Есть нечто трогательное, - замечает
известный историк Адольф Гарнак, - в этом стремлении всех и каждого подойти
к этому Иисусу Христу со стороны своей личности и своих интересов и найти в
Нем самого себя или получить хотя бы некоторую долю в Нем"/4/. С другой
стороны, в таких попытках обнаруживалась узость людей, которые силились
разгадать "загадку Иисуса", исходя только из своих, подчас весьма
односторонних воззрений.
Между тем личность Христа неисчерпаема, она превосходит все обычные
мерки; вот почему каждая эпоха и каждый человек могут находить в Нем новое и
близкое им. Об этом в частности свидетельствует и история искусства. Если мы
сравним фреску в катакомбах Рима или древнерусскую икону с изображением
Христа у Эль Греко или модерниста Шагала, то легко убедимся, как по-разному
преломлялся Его образ на протяжении веков.
Как же можно проверять и корректировать эти трактовки в живописи, в
науке и литературе?
Единственным критерием здесь является само Евангелие, на котором
основаны все попытки изобразить Сына Человеческого.
Правда, некоторые историки утверждают, что Евангелия слишком лаконичны,
чтобы дать материал для "биографии" Иисуса. Действительно, в них опущены
многие факты, ряд конкретных деталей остается неясным, но непредубежденный
исследователь найдет в них все важнейшие черты жизни и учения Христа. К тому
же скудость источников обычно не мешает создавать жизнеописания великих
людей, о которых сохранилось куда меньше достоверных данных/5/.
Александр Мень. Сын Человеческий.
1. ТЕОРИЯ - суха, но древо жизни
Проблема дурного вкуса возникает, естественно, когда чего-либо становится много. Когда не знаешь, что надеть – т.е. что выбрать из имеющегося, и все покупаешь, покупаешь, покупаешь, а чувства стиля йок… Проблема выбора.
Это проблема остается индивидуальной, даже когда, отчаявшись разобраться в веяниях моды и обилии товаров, ты передоверяешь свой выбор другому, специалисту. Ты передоверяешь сам: вместо выбора одежды ты выбираешь выбирающего ее профессионала. Тут тебе может повезти - и спец окажется человеком скромным, с чувством меры, а ты – элегантным, или нет – и тогда ты смешон, вульгарен, на тебе наворочено.
Но мало людей, которые доверяют другому – и все, держатся выбранного. Нет, большинство смешивает мнения разных людей, бросается то туда, то сюда. И опять – пошлость. В несоразмерной эклектике.
Вульгарна ли природа? Нет, даже когда красок в ней избыток, а обилие цветов режет глаз.
Вульгарен ли Бог? Нет, даже когда проявления его присутствия чрезмерны.
Можем ли мы сказать о чем-то человеческом, но старинном, как о вульгарном, безвкусном? Нет, поскольку оно достается нам кусочками, не целиком.
Но человеческие представления о Боге и природе, о прошлом и самом себе большей частью вульгарны. Пошлость всегда наличествует в реальной общественной жизни как столкновении различных воль.
Вульгарен ли сам человек? Оч. редко, когда нет.
Вульгарен ли богатый? Оч. и долго богатый – редко. Особенно раньше, поскольку подчинялся правилам и специалистам по правилам, а его личный вкус, который школился поколениями, мог реализоваться лишь в незначительных деталях.
Бедный? Раньше, естественно, нет – откуда? Уродливо примитивен, как правило, но не вульгарен.
Человек среднего достатка? Обычно всегда - да. В его жизни нет воздуха, одни предметы – столкновение стилей, когда человек уже может купить вещи, но еще не может нанять стилиста, а выработать собственный стиль нет времени: надо делать деньги, чтобы покупать товары.
Сейчас бедности как отсутствия вещей стало меньше – поскольку выросло количество товаров для бедных, а уж достаток-то, количество людей, надежность жизни, свободное время и степень облегчения быта и труда увеличились повсеместно. И вот результат – обвальное возрастание пошлости. Вульгарности как свалки разломанных смыслов, помойки полиэтиленовых идей.
Поэтому в силу чисто исторической захламленности любая развитая религия вульгарна, неспособная к очищению. Например, вместо того, чтобы спокойно признать, что времена изменились, Папа Римский извиняется перед евреями и другими нациями за инквизицию. Может, он ждет ответного шага, чтобы и евреи в свою очередь извинились за распятие Христа? И от итальянцев, как наследников римлян, извинений, что сему попустительствовали? И вообще, чтоб каждая нация покаяться перед теми, с кем она воевала? И тем самым в меру сил приблизить Страшный Суд? Слава Богу, что не все люди столь безответственны, как их лидеры…
Но в нынешнее время и любая новая религия вульгаризируется мгновенно, в процессе своего зарождения – вот что печально. В результате избыточности мысли, теребящей агрессивной нагруженности: если ты сейчас же не обратишься, то ты – говно-человек. История религии показывает, что любой идеей можно творить как добро или зло, так и ничего или ерунду.
А что вы хотите? Конечно, избыток мыслей не менее вульгарен, чем избыток вещей – и в этом плане разницы между магазином, библиотекой или культовым помещением нет.
Хорошего мало, высокого, со вкусом, тонкого. Ненавязчивого, тихонько будящего, но если не хочешь пробуждаться, оставляющего в покое свободного человека.
Какие антонимы словам «вульгарный, пошлый, безвкусный»? Не знаю… Может, их и не должно быть.
Короче, ежели в книжке или фильме чего-то избыток наворочен, то сие произведение - безвкусное, так мне кажется.
Книга Библия – не пошлая, а вот большинство ее научных, литературных и религиозных трактовок, как и художественных преломлений – да. В Библии удивительно уместно соблюдено «ничто не слишком», особенно в Новом Завете. Особенно – чудеса и страдания. Их именно столько, чтобы показать их символическое значение: Иисус излечивает, воскрешает, кормит отдельных людей и группы, хотя говорит обо всех; он страдает и погибает один, но ради всех. То же, что происходит потом, когда брат на брата – уже история не Его, а человеческого восприятия Его учения, т.е. все возрастающего опошления. А иначе и быть не могло: благая-то весть была о том, что индивидуальное спасение возможно, а иначе, как скопом, люди не могут, что уже не спасение, а затирание проблемы, перевод ее на другой уровень: человек спасается не сам, а по сравнению с другими. Индивида опять похоронили, а он и с радостью – на миру и смерть красна.
Что это? Жить стало проще, поэтому лучше, но почему-то пошлее и вовсе не веселее. Может, потому что дольше? Когда человек за свою жизнь успевает накопить кучу продуктов жизнедеятельности, но не успевает износить, а выбросить жалко: деньги ж плочены, здоровье вложено, часы единственной жизни потрачены.
Присутствуя в мире, Бог присутствует по человеческим законам, более того – люди сие понимают в исторической форме развития своего разума. Т.е., мягко говоря, неадекватно и адекватно никогда не поймут, пока они люди. И будут судить-рядить об этом и почему неадекватно понимали раньше тоже именно до тех пор. Другое дело, что истинен сам процесс. Ну… типо о чудесах говорят, о лохнесском чудовище, об инопланетянах, но предмет дискурса все время меняется, а Бог как предмет дискурса – нет.
Но структура размышления одинакова в своей вечности, различаясь стереотипно – о разных чудесах – одна, о Боге – другая. О дьяволе – третья. Чудеса могут быть хорошие или плохие, но в любом случае неестественные, Бог – хороший, но может делать иногда кому-то конкретно плохо, а Дьявол – наоборот. Если же Дьявол – хороший, то его просто ставят на место Бога, иначе называют, а оппозиция остается.
Думается, что возможность индивидуального делания – вот смысл послания Христа, но христианство как течение не может обойтись без церкви, а любая церковь не может не заблуждаться.
2. ПРАКТИКА - как ее критерий
За последние несколько дней я посмотрела три фильма: Пазолини «Евангелие от Матфея», Скорцезе «Последнее искушение Христа» и Гибсона «Страсти Христовы».
Фильм Пазолини полон воздуха, света и мысли, идеи Воскресения. Он – единственный из перечисленных, который не давит, и потому его можно смотреть и думать одновременно, причем не над каким-то отдельным моментом потом, а как о целом – здесь и сейчас, но это ощущение цельности не исчезает и после просмотра. Зритель свободен по отношению к льющемуся через край тексту, что достигается, на мой взгляд, посредством уместного и умелого использования изначально оговоренной условности, которая присутствует в каждом фильме Пазолини – гм… я бы назвала ее «следы от купальника», но об этом я напишу отдельно в следующий раз.
Христос у Пазолини страдает именно как богочеловек, которого люди неспособны понять по определению – ему более ничего не остается, как только самоубиться - дать себя распять. Т.е. Он, как современное кино, воздействует не только словом, но и образом – по необходимости. Чтобы не мытьем, так катаньем дошло. Хоть до кого-нибудь.
Главное, что фильм получился у Пазолини – не пошлый. А вот остальные два – показались мне просто образцами дурного вкуса, вульгарности: у Скорцезе избыток страдающего духа, а у Гибсона – тела. Поскольку в этих обоих фильмах Христос страдает как человек, а вовсе не как богочеловек. В них нет аристократизма тайны – все разжевано и распальцовано для бедных духом.
Скорцезе как будто не понимает, что слово в кино играет подчиненную роль, в результате чего нагромождение проблем лишает слова части смысла, а образы, не совпадающие со словом, лишают слова и этих остатков, т.е. – словесная проблемность и визуальность существуют раздельно, аннигилируя друг друга.
В фильме Скорцезе кино демонстрирует свою ограниченность – в него оказывается нельзя запихать много слов. В трактат можно, а в фильм – нет: язык кино иной, состоит не только из слов. Странно, все-таки Скорцезе – мастер, крепкий профессионал и такая невкусная смятка получилась.
Относительно же Гибсона я чисто по жизни не въезжаю: это что теперь дискурсивно кровищу гламурить? Т.е. акцентировать на физических страданиях заместо моральных? Вот чудеса... Это же порнуха натуральная.
Не понимаю в упор, ЧТО именно в этом фильме находят претендующие на интеллектуальность – это ж натуральный проходной масскультурный капреализм на заезженную тему, где это уже просто кровь, а никакая не Христова, потому что ее слишком много. И когда так много, то уже все равно, зачем.
Ну да, большинство людей умирает в муках, если без оных - считают, что повезло или праведник - наоборот все. Разве сам по себе факт наличия мучений подтверждает справедливость какой идеи? Мучается большинство людей, в том числе и самые кровавые тиранны. Их тоже надо жалеть? Тогда пожалейте Гитлера, Сталина, Калигулу и Нерона – в чем дело?
Думается, что Христа распяла бы любая нация, евреям просто не повезло - под руку попались, вернее - Христос именно им под руку. К тому же Иерусалим был мультикультурным городом - все руку приложили в каком-то смысле.
Мне кажется, что от крови не отмыться, хотя есть люди - жалеют и убийц, и палачей - в современной мультикультурной Европе, например. Говорят, что преступники - шизики, ага, их лечить надо добротой и лаской. Как поменянного (кстати, оч. символично!) на Христа Варраву, что ли – власти честно спросили народ «че ты хошь?» и народ ответил: «конечно, убийцу вместо мистика, че голову ломать-то!»... Правильно, между прочим, ответил, а то Страшный Суд случился бы уже тогда, а так мы уже вона скока мучаемся… выбирая кровищу вместо смысла.
Но и еще момент важно помнить: собственно харизматический же лидер в отличие от идеолога-бюрократа кончает всегда одинаково - тиранном или мучеником. Причем эти оценки на протяжении истории меняются, а если задействовано несколько народов - то полярные противоположности остаются столь долго, сколько живы эти народы или их наследники. Т.е. Христос и тут не мог выбирать сам – не соглашаться же ему на тиранство добровольно, а тогда – только крест. Других путей в человеческом обществе нет: в пустыню харизматики на всю жизнь не идут.
А праведники вообще... да, возможны и тем более праведники, чем дальше они от политики. И тоже - только для одного народа и в разные периоды - праведники или грешники-мракобесы. Вспомним молодость.
Может, не лукавить, а ввести публичные казни? Почему люди ходили на них смотреть? Почему они в них участвовали? Почему смотрели на гладиаторские бои? Делось все это куда-то с торжеством гуманизьму?
Да нет, все это осталось – в кино. Если б не нужно человеку было, то и не показывали б, как Христа свежуют как барана. А если б человек мог, то и сам бы свежевал – в натуре.
Но если человек – не баран, то смысл его принесения в жертву не как, а зачем. Тем более, если он приносит себя сам. Т.е. он сознает, что происходит и может об этом рассказать, а не просто ужасаться, как животное, когда режут других.
Весь вопрос в том, что именно он расскажет – об ужасе насилия или почему оно случилось. Первое может и животное – мычанием, блеяньем, криком. Второе – только человек. И человек же в отличие от животного умеет наслаждаться страданиями других, своими собственными и наблюдением над ними. Двойственная у него сущность, ага.
pravoslavie.in.ua/kino7.htm
= Гибсон хочет, чтобы сытое и ленивое человечество содрогнулось от того, как страдал Христос. Его фильм подчеркнуто реалистичен.=
Какая реальность-реалистичность, вы чего? Да после таких истязаний же встать невозможно, а не только идти и тащить крест – ни человеку, ни богу, никому.
Бред – и мальчики кровавые в глазах. Просто иначе людей не заманишь. Иначе, как кровишшшей, морем кровишшши. Именно потому, что сытое и ленивое, а реакции те же, что у голодного да забитого. Вот и заманил.
Да им Христос как был по фиг, так и остался. В начале эры они присутствовали при его казни, теперь - на кинопросмотре версии этой казни.
И им все равно, кого казнят. Хотя известная личность – лучше: относительно нее подробностей больше посмаковать имеется. (Удивительно, что еще нет киноверсии убийства Пазолини, кстати).
Физические страдания Христа не могут не быть точно такими же, как любого человека одного с ним физического склада и состояния здоровья, праведник он или преступник.
Как в фильме «Падение» жалко Гитлера, ах.
Как страдающее живое существо, как животное.
Излишность страдания. А собственно зачем? Почему? Его мучают. Он отдает себя помучить. Потому что людям в кайф помучить другого, они от этого получают удовольствие. Мучить, мучиться и смотреть на мучения.
Не просто уничтожить дефективную особь, чтоб, как животное, ее схомякать или чтоб жить спокойно не мешала, а еще и посмотреть, как она мучается. Порадоваться (посострадать в удовольствие) чужому мучению. Как человек.
Фильм Гибсона удался, и потому полезен? Да, полезен для культурологов – поскольку его удачность в адекватном изображении того, что нужно современному человеку – кровищщща на экране, потому что ему недостает ее в жизни как реального зрелища. И потому же полезен для масс – как очередная мастурбационная фиша. И что даже образ Христа можно ПУБЛИЧНО И НАГЛЯДНО использовать в ее качестве.
Человек изменился по сравнению с прошлым? Нет. Он не может измениться в массе, только индивидуально: лично можно не смотреть или не снимать фильмы с кровищей, а вот массово нельзя: таких обществ, чтобы без кровищи, не бывает. Ну… люди не могут не мучить и не убивать – им это атрибутивно, как и половой способ размножения. И дьявол тут абсолютно ни при чем.
community.livejournal.com/ru_kino/510883
Journal information