olhanninen

В конечном итоге вытанцовывается, что даже обидно - ничего я точно не знаю… кроме дат рождения и смерти: Антон Ипполитович (1905-1936) был на год МЛАДШЕ моей бабули, и прожил всего 31, как видите, год. Даже кем работал (если вообще работал) – неизвестно: его трудовая книжка в мамином архиве отсутствует. Ни в каких партиях не состоял. Был поляком, сыном питерского железнодорожного инженера Ипполита (итак, моего третьего прадеда звали Ипполит) и домохозяйки (для нас она навсегда останется просто неизвестной домохозяйкой, ах), у него были сестры - Гелена и Вероника (Веруся) (имена остальных братьев и сестер история умалчивает), в детстве он жил в большой квартире на Выборгской стороне. Мама его оч. вкусно готовила, особенно ей удавалось что-то типа вареников, названия по-польски не помню, и научила она этому польскому кулинарному искусству свою дочь тетю Верусю, сохранившую свои кулинарные навыки до глубокой старости, чему я - личный дегустатор, ням!

Сохранилась всего одна фотография Антона и Анны, дедушки и бабули, вот она:




А насчет вот этой мы с мамой спорим: мне кажется, что эта фотография деда Антона в юности, а она считает, что он непохож и фотография неизвестно чья:



Фотографий же дедушки Антона и его дочери – моей мамы – то ли не было, то ли не сохранилось, перерыв весь семейный архив, мама так ничего и не нашла.

Пока не забыла: моя бабуля дальше Тарту никуда не ездила, хоть порой и туманно намекала, что родители возили ее на воды, во Францию, - но как-то неконкретно: «Ах, нет, я не хочу об этом вспоминать, это была совсем другая жизнь, дореволюционная, совсем, совсем все иначе было, тут нужно все-все объяснять с нуля, чтобы понять, каждую мелочь»…

Мама моя не помнит своего отца совсем и оч. стыдится этого: вероятно, он играл с ней, что-то рассказывал, но когда он умер, ей было всего 4,5 года. И одно из ее первых воспоминаний: как они с двоюродным братом радовались, что им разрешили ехать в кузове грузовика… с гробом (ее папы, мдя-с, психоаналитики), это было так интересно – с высоты рассматривать прохожих, дома, деревья, и долго-долго ехать… с Петроградской на Серафимовское кладбище…

И еще – бабуля на могилу к нему не ходила. На то же кладбище, где похоронены и ее родители, – регулярно, а вот к нему на могилу – нет. В конечном итоге могила пропала – столбик сгнил, а рядом расположенные могилы расползлись, так как в них несколько раз позже подзахоранивали, - осталась лишь бумажка о захоронении. Мы с мамой из примерного места расположения могилы ее отца взяли горсть земли, насыпали ее на могилу его сестры, тети Веруси, и к ней на столбик Тимочка табличку прибил с данными Антона Ипполитовича, а то у меня самой не получалось шурупчики вкрутить. Ну да, может, это и язычество, но - хотелось в кладбищенском своем мирке тоже порядок навести. Чтоб спать спокойно.

Бабуля рассказывала соседке, Галине Леонидовне, что если б он не умер, то она развелась бы с ним все равно: отъявленный бабник, безудержный, за любой юбкой гнался. И умер оттого, что пьяный из-за какой-то простиосподи, жены кого-то важного, подрался с кем-то подле ресторации, а еще и в карты, говорят, немножко не так играл, как положено, может, и из-за этого, или еще из-за чего. И собутыльники его, без сознания, нашли в снегу не сразу, а уже когда кровь запеклась: так его и привезли домой окровавленным в одной белой рубашке драной, а мороз под двадцать. В результате – пневмония, наверное, вот и умер, не приходя в себя, а так, может, все б и зажило, если б не зимой. На нем все, как на собаке, прости Господи, заживало, уж как устала бабуля от этих неинтеллигентных драк, как устала, каждый раз, каждый раз, хоть и не отпускай никуда, а попробуй – удержи, а что дома жена, дочь-малышка – никакого понимания…

Познакомились они в 1929 году на вечеринке при каких-то курсах от Комакадемии, тогда столько курсов было, все где-нибудь учились без отрыва от производства. Бабуля учиться не очень любила – у нее же была профессия каллиграф, и достаточно (иногда это называют «чертежница», но неправильно, а правильно: каллиграф, и не надо путать), к тому же она в то время только развелась: ее первого мужа партия направила куда-то на север, а она – не декабристка, а молодая женщина. С маленьким сыном Лешей помогала мама (прабабушка Дуня), такая она умница была, во всем помощница, и слова поперек не скажет никогда, только сочувствует, а бабуля бы и не развелась, нет, подождала бы, когда первый муж с севера вернется, она – верная и преданная, но – любовь прошла. Все-таки, когда человек излишне выпячивает свою интеллигентность, много старше и с претензиями, тоже не оч. хорошо, вредно даже, потому что все должно быть в меру. Красивыми были не все, но молодыми – все были, потому и хотелось и на танцы, и в ресторан, и в кинематограф, а что ж все с книгой-то да все с книгой, как и не живой, а фанатичный книгочей, а когда вся из себя по хозяйству, а он придет и сразу – книгу, и сидит, а ты хлопочи без помощи, это ж даже и не интеллигентно совсем, она бы тоже села почитать, да что ж ей – делать нечего?!

Вот она и не выдержала, а тут – так удачно, что услали его советскую власть на местах устанавливать, ну и Бог в помощь, вот и установили, ой, везде, везде установили, простиосподи…

И еще - у бабули были в то время серьезные неприятности: ее подругу прорабатывали на собрании за ношение фельдеперсовых чулок и пользование губной помадой, а бабуля, как секретарь, вынуждена была все это записывать своим каллиграфическим почерком, будучи в полном кошмаре, поту и лицо красное: она сама и подобные чулки носила, и губной помадой не пренебрегала, но тайно, не на работе, а сразу как выйдет за проходную, и боялась, что кто-то проследит, узнает да скажет, а тогда – такой позор, при всех стыдили, а могли и исключить, бывали случаи…

И вот они с этой подругой сразу после собрания отправились развеять тоску к друзьям на эту вечеринку. Так отплясывали – и танго, и фокстрот, и чарльстон… вроде… но не вальс, точно, там же джаз играл! Там-то она с Антоном и познакомилась, а закончилось все поздно ночью кутежом с шампанским в аглицком ресторане, когда бабуля обнаружила, что протоколы комсомольского заседания… пропали! Ужас-ужас! Нет, она их вовсе не потеряла, она была оч. аккуратная и исполнительная, они ТАИНСТВЕННО исчезли, да, и оч. похоже на происки: многие в то время вредили комсомольцам… Поэтому они поехали к Антоше на таксо и весь остаток ночи вместе сочиняли эти протоколы несчастные про международное положение и подругу с чулками и помадой, что было несложно, поскольку бабуля всегда все-все помнила отлично, особенно, кто что сказал, и даже лучше получилось, чем было, она уверена, и… – и никто ничего в комсомолии не заметил!

А когда бабуля обнаружила, что в положении, Антоша вдруг внезапно получил какое-то назначение в какую-то, извините за выражение, Кемь, и уехал, не простившись, только по телефону позвонил к бабуле на работу в обеденный перерыв, когда ее не было, а передал этой самой подруге. Бабуля быстренько поехала сначала к управдому, чтобы точный адрес получить, почему-то не в Кеми, а совсем в другом городе, потом - за Антошей в городок этот, нашла с милицией, увезла обратно в Питер и оженила, а то – безобразие: рожать без брака, это только щас такую моду взяли, а в бабулино время – ни-ни, и подумать не могли, просто в голову никому и не приходила такая гадость, кроме самых пропащих, а с них какой спрос?!

Но жизнь с ним была не сахар, вот уж тут бабуля врать не будет: вся на нервах, хоть и не общайся ни с кем, не дружи – как подруга, так только ее и видели, сами понимаете, как он на женский пол реагировал, хоть и ни кожи, ни рожи у этих вертихвосток. Ох, не мужчина, а сплошная катастрофа, но веселый был, все шутки, анекдоты, шампанское, цветы, умел ухаживать, а подарки какие дарил – даже мужем, а не только женихом, - приятно вспомнить, но - и дрался, а карты, эти ужасные карты, бильярд, попойки, делишки какие-то, друзья подозрительные, участковый не раз приходил, даже после смерти бабулю вызывали, сами знаете, куда, а там сказали, что если б он не умер, то… ой, бабуля даже рассказать не может, что сказали, только разве что на ушко – такой кошмар, и сказать такое ей, вдове, как ни стыдно, никакого сочувствия, безжалостные… Ах, все эти мужья не без изъяну, хотя о покойных - только хорошее! И не понять им женскую душу никому…

…Не знаю я, что тут правда, а что нет: давно-о-о вышла у меня бабуля из доверия. Но, очевидно, было во всем этом что-то неясное с шинелью…

И параллельно я думаю, а думаю я всегда параллельно, и этих параллелей так много, что я в них постоянно путаюсь – Боже, как ужасно и нудно тяжело они жили: ни стиральных машин, ни пылесосов, плиту топили дровами и печки, никакой бытовой техники – все ручками, ручками… немного солнца в холодной воде… Подпольные аборты, вместо прокладок вата, один туалет на 18 комнат, в коммунальных бесконечных коридорах тазы, разноцветными флагами исподнее на глазах у чужих людей, в «своей» комнате 23, 4 кв.м комнате куча народу, поколений и веревки для трусов и лифчиков под потолком натянутые, баня по субботам, скандалы, очереди, нескончаемые собрания и политинформации, принудительно-добровольные митинги и демонстрации…

Публичная жизнь… Куда спрятаться, как не сойти с ума без одиночества? А ведь влюблялись, прихорашивались и бежали на свидания…
И я так немного пожила, всего три коммунальных года, но в мое время уже был газ, горячая вода и противозачаточные, а в остальном – то же самое…

И мне еще кто-то что-то втирает про ностальгию. Все, что угодно, слышите? – ВСЁ, что угодно европейское, чужое, злое, колючее и безразличное – лучше, чем тот коммунальный быт. Я могу не смотреть порнуху, ньюсуху и слезуху, я не то, что не пойду на митинг, а плюну рядом с проходящей мимо демонстрацией, да я, билин, чем тогда жить всем вместе, лучше прям щас и помру, но одна, понимаете, ли вы это – одна и без надрыва в быту!!! Как мечтал помереть мой прадед, отец бабули, но – не довелось…

…А ведь происходили и совсем реальные истории, которые помнит мама.

Страшная месть разлучнице тете Верусе

У тети Веруси и Антоши, бабулиного второго мужа, отца мамы, была старшая сестра Гелена. С мужем у них было двое детей, но жили они недружно, ругались постоянно. И этот муж сестры влюбился в юную тетю Верусю. А она - в него. Гелена об этом как-то прознала, мужа выгнала, а несовершеннолетнюю тетю Верусю, будучи ее опекуншей, даже отвела к гинекологу. Ну, и проверка показала платоничность страсти, да. Как-то дальше вместе жили, а куда деваться, не на улицу же, вот бабуля тогда и подружилась с тетей Верусей, потому что ей сочувствовала. А через год, когда тете Верусе стукнуло 18, они все равно с этим б. мужем сестры Гелены поженились, переехали в угол в общежитии и даже родили в этом углу сына. Перед самой войной. Гелена через некоторое время, поддавшись на уговоры друзей, родственников (в основном бабули-миротворицы) и покаянные слезы самой разлучницы, простила Верусю и даже навещала ее в отсутствие мужа.
И тут началась война, потом - блокада.

Мужа тети Веруси убили в первые дни войны.

Поздней осенью, уже когда хрупкий лед появился на Ладоге, Гелена чуть не с последним пароходом вместе с детьми уехала в эвакуацию. Но перед самым отъездом зашла к Верусе, которая была на работе, соседи же Гелену знали, поэтому им и в голову не пришло заподозрить недоброе. А она украла все продуктовые карточки. Там были и наши – бабулины, мамины, прадедовы и прабабушкины, потому что тетя Веруся работала посменно и могла иногда их отоваривать днем. Все карточки взяла Гелена. Причем в эвакуации они были ей абсолютно не нужны.

Как-то выжили почти все наши. Кроме маленького сыночка тети Веруси, который в тот же месяц и помер. И мама моя могла помереть из-за этой суки Гелены: она же все карточки взяла потому, что знала, если только тети верусины взять и ее маленького сына, то наши же поделятся, не смогут не. Потому и тетя Веруся ради них в трусах проносила продукты из совхоза при Смольном, где бухгалтером работала. А бабуля с ней кроликом поделилась подопытным, которого ей дали, когда Военно-медицинскую академию эвакуировали. Так и выживали.

После войны Гелена приходила к прабабушке Дуне (маме моей бабули, самому отзывчивому и поистине лучащемуся добротой человеку в семье) и плакала, каялась, взывала к сочувствию, просила помирить с сестрой Верусей: она, когда взяла карточки, была не в себе от голода, к тому же ведь у Гелены тоже один ребенок умер в эвакуации.

Как раз за этим покаянным делом бабуля, вернувшись с работы, ее застукала и выгнала, ругая матерно и швыряя в нее, чем попало.

А тетя Веруся, узнав от бабули про сей визит, взяла со всех присутствующих торжественную клятву, что они никогда не расскажут не только об этом случае, но даже о самом существовании Гелены ребенку, которого она ожидала от нового мужа, ну, и этому новому мужу, естественно.
Вот так одна из моих многочисленных родственниц, с которыми я уже давно не общаюсь, никогда не узнает, что у нее есть двоюродные братья и сестры. И была тетя Гелена. Вон она, старшенькая, на фотографии. А тетя Веруся – самая малышка.

Чудесная встреча в госпитале

Однажды на войне в госпитале встретились отец и сын.
Им даже удалось вместе сфотографироваться при полном параде – с орденами и медалями: надели, сфотографировались и распрощались – времени-то не было особо, даже водки не выпили.

В мамином архиве хранится эта фотография. Это были первый муж бабули и ее сын Алексей. Они оба вернулись с войны, но прожили недолго, несколько лет – сначала Алексей умер от последствий ранений, потом – его отец: от ран и от горя.

После войны бабуля снова сошлась с первым мужем, но ненадолго – мама терпеть его не могла, она же за блокадные годы привыкла, что бабуля – полностью ее. Много лет спустя, уже после бабулиной смерти, мама жалела, что своим эгоизмом помешала бабуле устроить личную жизнь, но – поезд ушел. И до сих пор жалеет, а я жалею свою маму. Просто я не всегда это показываю, а надо бы почаще… Что бабулю жалею тоже, да еще как – само собой…

…Я не помню, чтобы бабуля эти жизненные истории рассказывала своим подружкам. Или не рассказывала, или я не запомнила. Может, потому что в них не было романтической страсти свободных от мирских хлопот людей, а без нее трагедии как-то не смотрятся, не запоминаются, не превращаются в миф, оставаясь бытом. Особенно для тех, кто их пережил, а они и так от быта уставали и тогда, и потом, и всю жизнь: проблема пойти погулять или дочитать книгу для них не стояла, ведь было не постирано белье, не помыт пол, а мои близкие фанатично относились к чистоте тела и жилища. Пока были в силах, конечно…

Да, сегодня моя бабуля сидела б у телека и смотрела б сериалы, вместо того, чтобы их рассказывать (хотя, может, и все равно придумывала бы): это врожденное, что одни люди могут расти над собой, а другие – нет. Но дайте мне перестрелять тех, кто считает, что бытовые страдания облагораживают, дайте! Или молчите, мать вашу, бабушку и прабабушку, страдалиц…

...Собирала малину к чаю давеча и думала: бабуля ее тоже собирала, но чтоб денег сэкономить, а я - чтобы приятнее было, что своими руками, чистыми, ягодка к ягодке, чем покупная и неизвестно, может, напИсал в нее кто со злобы.
Видите ли, мне МОИХ жалко. А на самом деле, думается, вовсе не лучше обыватель, в трудах добывающий хлеб, чем бездельничающий. По оч. большому счету они одно…уйственны. И даже одинаково управляемы, только управлять ими нужно несколько по-разному. Счастливее ли сегодняшний? Видимо, нет, поскольку щастья своего он не понимает и благодарности к Богу за минимизацию физического страдания не чувствует: таким создан.

НАМ ЭТОТ МИФ НАДО?

…Эта разрушающая семейный миф групповая фотография* никогда не висела в квартире моего детства, на Сестрорецкой улице. Я нашла ее в мамином архиве незадолго до смерти сестры, но нам так и не представилась возможность поговорить о людях, изображенных на ней.

Что ж… наши с сестрой дети выросли, зная, что они - графское отродье, хотя не думаю, что это сильно сказалось на их судьбе. Ну, разрушила я этот миф, ну и что? Теперь у нас в семье есть деконструкция мифа, а деконструкционный миф – еще круче. Поскольку выглядит более актуально и наукообразно.

Если же кто считает, что в «графском» мифе воспитывать детей сподручней, то нет никаких препятствий – делай так, как моя бабуля, и радуйся. И вы, и мои дети, да каждый может растить своих детей в… романтической обстановке благородного происхождения. Честно говоря, я и не представляю себе, как их растить иначе – скука ж смертная тогда за ними какашки убирать.

Но следует соблюдать осторожность: дети правду чуют - если нет в родителях породы и благородства, мудрого цЫнизма да скептицизма со стоицизмом, интеллигентного образа жизни с чувством юмора, то лучше придумайте не про графьев… ну… про красных комиссаров реалистичнее сканает. Вон австралийцы же гордятся своими предками-каторжниками.
А совсем без мифа в семье – так скушна-а-а, что лучше не жениться и не плодиться: все равно ведь без толку тогда, а – жЫвотный процесс один…

Но, но, но… Вот Галковский говорит:

Вы будете смеяться, но так и созданы 90% аристократических родов Европы (не считая новичков, получивших титул из рук централизованного государства). Чтобы это понять, достаточно проанализировать как работали европейские герольдии. Там всегда был не запретительный, а разрешительный принцип. То есть умная зверушка расчёсывала шёрстку, фотографировалась и выправляла бумагу, какая она хорошая. Таким способом дворянином становился любой, имеющий навыки обращения с документами. Другое дело, что таких умников по условиям 17-18 и даже первой половины 19 в. было немного.

Или все-таки, может, мысленно попросив прощения у бабули, мне этот пост все же удалить, когда все прочитают? И остаться графиней - в узком семейном кругу…


6. ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ фамилия Радомский.

И еще одна маленькая деталь меня давненько беспокоит откуда в рассказе бабули взялась эта фамилия: Радомский? И вообще - был бы Потоцкий - все сразу ясно и понятно.

По идее, т.е. по характеру, интересам, склонностям и т.п. Достоевского бабуля читать не могла, - а вроде как выдумывала, взяв что-то и из "Идиота", по крайней мере фамилию действующего лица. Мне это как-то раньше в голову не приходило - этот персонаж, кстати, один из весьма мне симпатичных - Евгений Павлович Радомский, но я до сего момента мыслила параллельно: одно дело семейный миф с однофамильцем, другое - роман классика.

Или это - совпадение: никак не могу теперь понять... Или бабушка в юности все же прочла, а всплыло что-то оттуда уже в рассказе подружкам в старости... Но нет - она же любила "романы", а не "всякие сложности, голова болит"...

Начало истории с семейной фотографией здесь .
Послесловие в одном предложении:
Теперь эта фотография висит в моем кабинете в г. Варкаус, Финляндия, поскольку мне почему-то эта ее история кажется важной.